Ахра Авидзба: "Парад Победы во Львове – этого мало!"

"Пятнашка" – одно из старейших подразделений ДНР, с лета 2014-го прошедшее через множество горячих точек донбасской войны. По одной из версий оно было основано пятнадцатью бойцами из разных концов распавшейся, но некогда единой страны. Потому и "Пятнашка". По другой, не менее красивой, это название было дано в честь пятнадцати советских республик, что, в принципе, изначально предопределило идеологию данной боевой единицы – возрождение многонационального и многоликого Русского мира.

Командир "Пятнашки" – абхаз Ахра Авидзба, уроженец земли, которая в начале 90-х на себе ощутила весь кровавый кошмар натиска национально озабоченных поборников демократии. Поэтому он и оказался в Донбассе. Сегодня, как и другие знаменитые подразделения, "Пятнашка" ведёт бои в зоне СВО в составе объединённой русской армии. Тем интереснее было говорить с командиром о многих серьёзных вещах, в том числе и о будущем наступлении, и о победе.

Как остановить кровопролитие в Донецке и Макеевке?

Царьград: Давно хотелось понять, почему до сих пор происходят эти ежедневные варварские обстрелы столицы ДНР? У русской армии не хватает сил, артиллерии, чтобы подавить огневые точки ВСУ, уничтожающие мирный город?

Ахра Авидзба: У нас хватает всего. Но не забывайте, что Донецк – прифронтовой город, линия фронта здесь проходит практически в восьми километрах (ну, чуть больше) от его центра. А на окраинах Донецка расположены боевые позиции.

– И отодвинуть врага пока не получается?

– Можно было бы это сделать, если бы мы сконцентрировались исключительно на Донецке. Но тогда возникает вопрос: а остальные города? Они что – не наши? Их тоже нужно оборонять. Есть общий замысел, единая линия обороны, которую стабилизировали и теперь постепенно продвигаются вперёд. Поэтому всё так непросто.

– В этой связи невозможно не вспомнить трагический инцидент в Макеевке. Официально нам объяснили, что причина гибели мобилизованных заключалась в том, что в Новый год солдаты звонили по мобильным телефонам домой, и ВСУ таким образом вычислили их расположение. Выходит, что у Украины есть доступ к нашим вышкам?

– Нет ничего невозможного, при желании можно вычислить и по вышкам, и другими способами. Но я задам встречный вопрос: чтобы обнаружить такое серьёзное скопление военных посреди жилых домов, нужны ли вышки? А как мы, в свою очередь, поражаем противника в его казармах?

Просто они о подобных случаях не рассказывают в СМИ, не выкладывают видео в соцсети и не пытаются из этого создать инфоповод, как наши журналисты. Мы же свои потери не скрываем и позволяем репортёрам намного больше, чем наш противник.

Вы думаете, их спутники просто так в космосе летают? И вот, допустим, обнаружили они скопление военных машин. Не потому же, что у этих машин были сим-карты, правильно же? Поэтому версий того, что на самом деле произошло, может быть множество. Хотя самый простой ответ, конечно, это международный звонок, где кто-то сказал: "Мама, папа, жена, я нахожусь там-то". Такие международные звонки, я думаю, проходят через украинские коммутаторы, потому что подобные разговоры нередко всплывали и в 2014–2015 годах.

– Перехватывали их?

– Да, причём именно звонки из Донецка в Россию. А, например, звонки по Донецку – с таким я лично никогда не сталкивался. Технические возможности для этого есть, но в случае с Макеевкой я бы ничего не исключал.

– В том числе и действий наводчиков?

– Конечно! Только представьте – в регионе миллион человек населения. И найти среди них определённое количество людей с проукраинскими взглядами, думаю, можно. Тот же украинский нацбатальон "Донбасс"* в своё время формировался из дончан, так же как и "Айдар"*, "Торнадо"* и другие. У многих из тех, кто воевал там, остались семьи на нашей территории.

Плюс не нужно сбрасывать со счетов поток беженцев с освобождённых территорий, и то, что они ушли в нашу сторону, вовсе не говорит о том, что они за нас – просто мы были единственной стороной конфликта, которая предоставила коридор. Поэтому, безусловно, человеческий фактор в поисках причин трагедии в Макеевке исключать нельзя.

– Что, на ваш взгляд, нужно сделать, чтобы подобное не повторилось? Распределять мобилизованных по квартирам? Но потом же крайне трудно будет их собирать….

– В идеале, конечно, нужно отодвинуть противника на такое расстояние, на котором он не сможет наносить удары по расположениям наших бойцов. И размещать солдат в укреплённых зданиях. Но сколько найдётся таких объектов в каждом населённом пункте? А армия у нас большая. Можно, конечно, как во времена наших дедов, всех размещать в палатках, но тут есть другой нюанс: здесь степи, густых лесов нет, незаметно разместить палатки не получится.

То есть мы можем вместе с вами найти миллион решений, но подойдут они лишь для минимального количества людей. А как найти такое решение, которое подойдёт для всей армии?

Готовы ли мобилизованные к большому наступлению?

– В последнее время всё чаще появляется информация, что в ближайший месяц произойдёт активизация боевых действий. На ваш взгляд, готова ли наша армия к этому?

– Мы-то всегда готовы. Но хотелось бы понять, о какой активизации идёт речь. То, что военкоры на Новый год разъехались с мест боевых действий, сейчас где-то чаи гоняют, а потом начнут массово возвращаться, не имеет отношения к активизации боевых действий. Которые, на самом деле, не прекращались. Например, взят Соледар. Или должно быть что-то ещё, чтобы процесс можно было назвать активными боевыми действиями?

– Сообщают, что в ходе одного из последних разговоров между Байденом и Зеленским американец предупредил собеседника, что в скором времени Россия пойдёт в наступление.

– Ну, если мы призвали дополнительные 300 тысяч человек, уже обкатали их, то тут не нужно быть Вангой, чтобы это предсказать.

– Кстати, вам доводилось обкатывать этих мобилизованных? Может, вы уже взаимодействовали с ними на фронтах? Каков их боевой настрой?

– Обкатывать пока не доводилось. Взаимодействовать, возможно, да. Но мы же не будем в боевых условиях спрашивать у каждого бойца: ты мобилизованный или нет? С регулярной армией России мы взаимодействуем, но кто там – контрактники или мобилизованные, не определишь, все в зелёном, все на одно лицо.

– Как вы считаете, серьёзное увеличение численности русской армии сможет кардинально изменить положение дел на фронтах?

– Конечно. Потому как речь идёт не о трёх бойцах, а о 300 тысячах. То есть о том количестве, в котором у ВСУ было преимущество над нами. А сейчас у них такого преимущества нет, в том числе и потому, что мы неплохо проредили их численность в ходе последних боёв. И это уже результат. Неслучайно Украина сейчас ведёт перепись лиц мужского пола, начиная с 16 лет. Значит, человеческие ресурсы у них заканчиваются.

Поэтому мы ждём, когда они увидят в деле и те 300 тысяч бойцов, что недавно были призваны. Пока только мы слышали, что их призвали, что их готовят. Из них, я уверен, 50 % составляют те, кто не бегал от военкомов, их и искать не надо было – они сами пришли на призывные пункты. В нашем подразделении, например, очень много ребят, которые приехали сами. И у многих примерно такая мотивация: соседей начали призывать, и они для себя решили: зачем мы будем ждать, пока нам повестка придёт, и при этом смотреть в глаза матерям, чьи сыновья уже ушли?

Они говорят: "Мы сюда приехали сами, добровольно". И таких парней, я думаю, по всей стране наберётся от 50 до 100 тысяч. Пришли даже те, кто призыву не подлежал, со словами: "А что мы детям своим потом скажем?

Куда должны бить ракеты?

– На ваш взгляд, удары по инфраструктуре Украины достигли своих целей?

– Конечно, да. Потому что раньше украинской рекламы в интернете было очень много, сейчас – гораздо меньше. Значит, у них теперь имеются проблемы с доступом в Сеть, чтобы всё это выкладывать. Это я шучу, само собой, но по факту скажу, что в тылу им был создан определённый дискомфорт, и это заметно.

– Повлияли ли ракетные удары на снижение объёмов поставок западного оружия на Украину?

– Да, они сократились, и дальше будут снижаться. На Западе и без того наскребли по сусекам всё, что могли, и скоро им будет просто нечего поставлять. Что мы уже ощущаем на себе – по нам стало меньше прилетать.

– Если бы у вас была возможность выбирать цели на Украине, то куда бы вы ударили?

– По сотовым вышкам. И, естественно, по центрам принятия решений, причём не только военных. А также по администрациям городов, районов. Не днём, конечно, а ночью, не в будни, а в выходные. Потому что это тоже управление населением. Чуть-чуть добавил бы им раздрая, хаоса. Потому что свет – это одно, вода – это другое, управление – третье.

Мы воюем со страной, где есть разные центры принятия решений. Политических, экономических, социальных – тут нет разницы. Ударил бы по всем. Сегодня энергетика, а завтра водохранилища.

– А также железные дороги, мосты…

– С ними не всё так просто. Да и смысла нет, они быстро восстанавливаются. Ну, нанёс бы по ним удары кое-где. А также по нефтехранилищам. Прошёлся бы по Днепру, где сконцентрированы речные порты, в которых всегда имелись резервуары с топливом. Думаю, ВСУ их как раз используют.

Зачем России присоединять Молдавию?

– Какой вы видите победу и что ещё нужно сделать, чтобы её приблизить?

– Проснуться. У нас для победы есть всё. Просто то, что мы имеем, нужно использовать в комплексе, а не так, как сейчас: сегодня одно, завтра другое, послезавтра третье.

Если видим концентрацию войск противника, значит, должны сразу направить туда ракету. А не через неделю, когда они оттуда уже давно уехали. Поэтому нужно упростить процедуру согласования, стать более мобильными. И не забывать, что мы воюем на территории Украины, следовательно, нужно мотивировать людей, которые работают на той стороне, а не просто говорить им спасибо.

Я знаю, что для меня и моего подразделения Победа – это парад во Львове. Но для России, которую мы сегодня здесь представляем, нужно идти дальше. Потому что должны понести ответ и те страны, которые снабжали Украину оружием, помогали ей. От того, что мы своему заблудшему брату дадим подзатыльник и поставим на место, этим мы никак не накажем остальных. Поэтому, я думаю, нужно откусить что-нибудь у финнов, поляков, Молдавию забрать, например.